Лебедевский вздохнул, и пронзительно взглянул в глаза Рыбцову.
– Простите, господин майор, а на референдуме… вы…
– Как я голосовал? – прищурился тот. – Да конечно же против!
– Почему? – тихо выдохнул профессор.
– Убивать человека вот так? По-моему, это неправильно. Да и потом, – он грустно усмехнулся, – для некоторых, смерть – это слишком легко.
***
– Ну что, готовы? – Двигарский был деловит и сосредоточен.
– У… у-уже? – дрогнул голос Викентия Наумовича. – А п-почему так рано?
– Ну что вы, профессор, уже шесть вечера, – прокурор взглянул на часы, покачал головой, – все согласно процессуальным нормам. Приговоренного покормили, сейчас его переодевают в специальную робу. Кстати, – он осмотрел профессора, – вам бы тоже переодеться, в свое. А то скажут потом что исполнитель – это какой-то боец. Нет, пусть будет все по закону!
Викентий Наумович вздрогнул.
– Его отведут в специально подготовленную комнату, с двумя входами. Один для него, другой для вас. Я оглашу приговор, затем, – прокурор как на сцене повел рукой, – ваш выход!
У Лебедевского предательски подкосилась правая нога. Майор успевший подхватить профессора под плечо, не дал растянуться на бетонном полу.
– Ну что вы, что вы, Викентий Наумович! – профессору показалось, что ему сейчас надают оплеух. – Держитесь, вам сейчас раскисать не годиться. Майор, у вас найдется? …
Рыбцов понятливо кивнул, куда-то пропал из поля зрения Лебедевского, но через минуту появился, протягивая ему треть стакана прозрачной жидкости.
Профессор выпил, пищевод обожгло.
– Пятьдесят грамм водки, на стрелковых соревнованиях считается за допинг, – со знанием дела пояснил майор, – убирает лишние мышечные напряжения, рука перестает дрожать. Вам я плеснул чуть больше.
– Можно еще, – дрожащим голосом попросил Викентий Наумович.
Сергей глянул на Двигарского, тот поморщился, и незаметно махнул рукой.
Снова появился стакан, в него полилась тонкая струйка. Профессор дернулся, вцепился двумя руками в бутылку, потянул на себя, припал к горлышку жадно глотая. Майор с прокурором бросились на него, выламывая из рук вожделенный сосуд.
– Ну полноте, полноте! Что вы? Барышня кисейная? – голос прокурора стегнул по ушам как пощечина, – хотели сурового правосудия господин профессор? Вот и хлебайте полной ложкой! А то, как с трибуны пламенные речи задвигать так это вы – люди в красивых костюмах, а как дерьмо за вами разгребать, так это нам, ребятам в форме!
Викентий Наумович, тяжело дыша стоял в конце коридора, перед неприметной дверью. Рядом страховал майор. В ухо, по маленькому наушнику должен был давать команды прокурор. Из-за двери доносилось приглушенное «бу-бу-бу»: «… на основании… бу-бу-бу …признать виновным… бу-бу-бу …»
– Дверь откроется автоматически, – инструктировал Рыбцов, – входите, цель зафиксирована перед вами. Вытягиваете руку, целитесь, нажимаете. Над головой мишени будет лампочка, она присоединена к сердечному датчику. Стреляете до тех пор, пока она не перестанет мигать. Ясно?
Лебедевский тяжело кивнул. Он плохо соображал, одна единственная мысль билась в голове в такт буханью пульса: «Скорей бы это кончилось, скорей бы это кончилось, скорей бы это кончилось»
«… приговор окончательный, обжалованию не подлежит. … бу-бу-бу … привести в исполнение!»
– Заряжен, проверен, снят с предохранителя! – почти крикнул (а может шепнул?) в ухо майор, вкладывая в руку пистолет. – Не пуха!
Он ободряюще хлопнул по плечу, дверь откатилась в сторону, по глазам ударил свет! В ухе что-то жужжало и вибрировало. Лебедевский, обреченно поднимая руку шагнул в проем.
Прямо перед ним, метрах в шести, в ярко освещенном коридоре, к какому-то вертикальному столбу или балке был привязан человек. Или не человек? Нечто, в серой робе, с белым пятном на груди, с завернутыми за спину руками. Поперек шла пара кожаных ремней, удерживающих ЭТО вертикально. На голове – мешок.
Сзади пророкотав по роликам, закрылась дверь.
«Так это же не человек!» – радость затопила Викентия Наумовича, – «Это мишень! Точно, это же еще одна тренировка!»
В ухе снова прожужжало, и он, наконец разобрал голос прокурора:
– Лебедевский, стреляйте!
Прицелился… И в этот миг мешок пошевелился! Сквозь подступающую тошноту в голове набатом ударило: «Это же ТОЖЕ человек!!!»
Почему-то вспомнилась мать подсудимого, виденная им на записи суда. Серенькая сгорбленная старушка, просидевшая как в оцепенении все заседание. После оглашения к ней вызывали врача.
«Постойте, я еще не готов!» – захотелось обернуться и выбежать. – «А есть ли у него дети? Я не помню из дела, есть ли дети!»
Плечо заныло от напряжения, рука под тяжестью пистолета стала опускаться. Он заметил часто-часто мигающую красную лампочку над головой … этого, в сером, его вздымающуюся грудь… Даже мокрые потеки в районе паха.
«Человек…»
Краем глаза профессор заметил какое-то шевеление справа. Только сейчас он понял, что правую стену образует толстенное стекло, разглядеть сквозь которое с его места ничего невозможно: свет в коридоре превращал стекло в зеркало.
– Лебедевский! – снова рявкнуло в ухе. – Пристрели подонка, или ты хочешь, чтоб он добрался и до твоей дочурки?
Викентий Наумович вспомнил лицо Вики, представил, что это она на тех снимках, расхристанная, со следами ножевых порезов…
Рука сама собой взлетела вверх, мушка нащупала мешок, за которым, по идее, скрывалось лицо… «Ну же!!!»
«Господи!» – вдруг раскаленной спицей пронзила мысль, – «А почему я не видел адвоката?! Да! Где адвокат?!!»
Он уже и забыл, что адвокат был на видеозаписи суда, а к делу были приобщены бумаги, просто сознание цеплялось за любую мелочь, любую возможность увильнуть, отложить, сбежать отсюда. Как человек, впервые стоящий в раскрытой двери самолета перед прыжком с парашютом пытается найти хоть что-то, чтоб не прыгать.
В памяти замелькали страницы уголовного дела: показания, экспертиза, протоколы…
«Боже! А он ли виновен?» – сердце провалилось куда-то в желудок, – «В деле же только косвенные улики! Ну да, его уже судили за изнасилование, по малолетке. Ну да, он сосед и мать жертвы видела его. … А вдруг? …»
– Профессор, твою мать!!!
Рот пересох, облизнул мигом потрескавшиеся губы. Нестерпимо захотелось в туалет.
«Нет, так нельзя! Дело нужно вернуть! Экспертиза не дает ста процентов! За руку не пойман, прямых свидетелей нет… Сам признался? Но он же был пьян, и ничего не помнит! А вдруг НЕ ОН!!!»
Хотелось орать, размахивать руками, бить рукояткой пистолета в бронестекло… Но коленки тряслись и грозили подломиться, по спине катились градины пота, мир сузился до размеров противоположной стены, даже меньше: только мешок на месте головы и белое пятно на груди.
– Лебедевский, – сквозь буханье пульса в висках профессор узнал: судья, – исполните свой долг… Или…
Фигура напротив пошевелилась еще раз, тревожно-красное мигание над головой замедлялось. Внезапно, вместо серой фигуры Викентий Наумович увидел утреннюю четверку: холено-равнодушное лицо мэра, пренебрежительно-надменную ухмылку депутата, мертвяще-ледяного судью…
«Вы! Это вы нас приговорили!» – мысленно крикнул профессор в эти лица, – «Этого беднягу, который может быть и не причем, и меня … меня!!! Вы не оставили мне выбора и заставляете стать убийцей!!! Боже, МЕНЯ!!!»
– Сделайте это, Викентий Наумович, – раздался сзади негромкий голос майора. В спину потянуло сквозняком.
«Я не хочу. Не хочу! НЕ ХОЧУ!!!» – заорал профессор, тыкая рукой в эти морды.
Руку несколько раз дернуло, по ушам ударил грохот, лампочка над приговоренным мигнула и погасла. Фигура в сером безвольно обвисла. Колени профессора начали подгибаться…
– Пойдемте, Викентий Наумович, вы молодец, – майор втянул в коридор безвольную куклу на подгибающихся ногах, дождался, пока закроется дверь, приобнял за плечи.
– Я … я … я… – всхлипывал Викентий Наумович.
– Пойдемте. Не говорите ничего, я все понимаю, – мягко, но настойчиво выпутывая пистолет из ослабших пальцев майор повлек профессора по коридору.
– Вы молодцом, профессор, – тяжелый хлопок по плечу покачнул скрючившееся тело Викентия Наумович, чуть не заставив клюнуть носом в стол. – Тянули, вначале долго, мэр даже успел выразить неудовольствие. Но потом раз! И готово.
– Он … мучился? – профессор поднял взгляд до уровня полупустой бутылки водки, и тут же бессильно уронил его обратно в свой стакан.
– Кто? – удивился прокурор, – А этот … как его? Не, не думаю. Пуля в сердце это знаете ли быстро. Три пули: две в сердце, одна рядом, доктор уже произвел вскрытие. Не хотите сменить профессию? – прокурор заржал, довольный собственной шутке. Сидящий напротив майор усмехнулся.
