Когда он только начинал свой «опыт», я был просто ошарашен неожиданным поворотом беседы, а потом рассердился. Но чего сердиться? Он был прав - я действительно ехал совершать подвиг и наверняка «скисну» в серых буднях стройки. Ну и что же? Раз, как говорится, артиста из меня не получилось - значит, в театр остаётся ходить только зрителем. Но что делать зрителю на скучном спектакле, если не хочется сразу уходить? Дремать. Если я не храплю, за билет заплатил свои трудовые деньги, выходит, никому никакого вреда не приношу - моя совесть чиста. Да кроме того, ведь жизнь длинная, неизвестно, что будет дальше, может быть, ещё и попадётся что-нибудь интересное. Подожду. Я не отдаю гордых приказов жизни, а спокойненько дремлю.
Поразмыслив вот так, я решил, что сердиться мне на подполковника нечего, и был рад, когда он предложил не спорить на эту тему.
Волга мне понравилась. Июньская жара, буйная зелень, и вдруг - половодье. На косах, на затопленных берегах стояли по пояс в воде зелёные густые вербы. Казалось, по голубому морю плыли кому-то в дар громадные букеты. Несмотря на мой скептицизм, с которым я приехал в Сталинград после беседы с начальником милиции, мне было приятно думать, что вот эту реку могучей красоты, этот необъятный простор строители всё-таки обоймут, и на их руках хоть одиннадцатым пальцем, но буду и я.
У пристани в Волжском, на берегу, была насыпана куча извести высотой с двухэтажный дом. Налетевший смерч поднял белую тучу пыли и обрушил её на пассажиров, сходивших с катера. Я думал, что задохнусь. Но самое интересное было впереди.
С двумя тяжёлыми чемоданами я взбирался на крутую гору, вспотел, и известь разъедала кожу на спине, на шее, на лице. Мне показалось, что я совсем остался без кожи. На горе меня опять встретил горячий степной ветер.
Ничего не скажешь, милая встреча!
Передохнув немного, никого ни о чем не спрашивая, я побрёл по городу.
Забавный был это город, если его можно было так назвать в то время...
У крутого спуска к Ахтубе стояло с полсотни двухэтажных домов с маленькими балкончиками. Располагались эти дома весьма замысловато. Не сразу мне удалось понять, что они образуют прямоугольные кварталы, а кварталы образуют улицы. Внутри кварталов тоже дома, асфальтированные дорожки, детские городки, клумбы с цветами и много молодых деревьев.
За этими домами начиналась бурая, выгоревшая под солнцем степь, а вдали виднелся длинный ряд таких же двухэтажных домиков. Слева, за высокой железной оградой, - большой молодой парк. Ещё левее - два высоких, похожих на серые скалы дома - управление строительства… Свежеокрашенные узорчатые киоски с газированной водой и папиросами, там и сям - разрытая земля, башенные краны, похожие на скелеты длинношеих динозавров, норы хорьков и сусликов у штабелей кирпича и досок. В нескольких направлениях тянулись асфальтированные дороги. Вдоль них стояли серебристые фонарные столбы, росли петуньи, анютины глазки и даже канны. Прижимаясь к фонарным столбам, дрожали под ветром колючие шары перекати-поля. По этим дорогам степенно двигались дородные автобусы, шмыгали легковые машины, ползала, распустив жемчужные усы, голубая поливалка. На обочинах стояли литые бетонные урны, а на одном перекрёстке я увидел милиционера в белых перчатках. Это не дороги, а улицы без домов. Они были такими же смешными, как была бы смешной меблированная комната без стен, с люстрой, висящей в воздухе.
За пивным киоском, уткнувшись головой в полынь, спал пьяный, а почти у самого его изголовья стоял суслик и бойко смотрел на меня. По улицам вперемешку с рабочими в спецовках спешили куда-то по-столичному одетые люди.
Не скажу, чтобы все это привело меня в восторг, но я забыл о тяжести чемодане, о содранной известью коже и шёл по городу, как по какому-то оригинальному музею будущего.
В отделе кадров уже не было ничего экзотического - обыкновеннейшее сито, на которое сыпался людской поток. Нанимались, увольнялись, о чем-то просили… У увольняющихся я заметил больше энтузиазма, чем у нанимающихся. Неужели подполковник прав, неужели и я просыплюсь сквозь это сито?
Меня направили в арматурное управление. Оно находилось на территории завода километрах в трёх от города. Напрасно прождав попутную машину, я связал свои чемоданы полотенцем, перекинул их через плечо и двинулся по вязкому от жары асфальту.
Горячий пыльный ветер. Из-под соломенной шляпы на глаза сбегали струйки мутного пота. Не хотелось ни радоваться, ни сердиться, ни думать о прошлом, будущем, и я, ощущая лишь глухую, ноющую боль в плече, бездумно брёл по мягкой чёрной ленте асфальта.
И хорошо, что течёт пот, что дорога бесконечна и в ней можно раствориться... Подполковник чудак. Зачем мне уезжать отсюда? Не все ли равно капле, где она сольётся с океаном? А я капля. Девятого вала из меня не получилось. Ну и что?
И вот я на арматурном заводе. Кусок неогороженной степи длиной в полтора километра, шириной триста метров. На этом куске штук пятнадцать козловых и портальных кранов. Они переносили пачки круглого металла, многотонные, причудливой формы армаконструкции - части стального скелета гидроузла. Мне хотелось различить, где нога, где спина этого великого существа, которое люди хотят сделать, а потом оживить. По ночам на высоких светильниках загораются прожекторы. Они не могут забить сполохи электросварок, и к чёрному небу вздымаются трепетные синие столбы.
