К семи часам несколько легковерных нью-иоркских обывателей потянулось к театру Самуэльса, но увы! Около театра уже стояла громадная очередь, которая окружала его со всех сторон. Значит, многие все-таки идут на эту пьесу, которую так разругали рецензенты. Стоит стать в очередь, чтобы купить билет и посмотреть самому, в чем дело…

Между тем, к театру подъезжали все новые и новые шикарные авто, кэбы, фиакры, автобусы, переполненные нарядными людьми. На ближайший аэродром спустились несколько аэропланов с публикой из окрестных городов. Все стремились только на сегодняшний спектакль. Касса с бешеной быстротой выдавала билеты, но большинство нью-иоркцев приехало так поздно, — впереди тянулись целые сотни людей! Роскошные дэнди, художники и поэты, седовласые ученые, посыльные и дамы полусвета, — все, казалось, были в этой толпе. Посыльные отказывались брать билеты, так как касса не выдавала больше десяти в одни руки, а у каждого из них уже было втрое больше заказов. Однако, рецензенты ошиблись: театр должен был быть полным. Впрочем, все сейчас будет видно, уже до кассы остается всего несколько человек, но вдруг окошко неожиданно захлопывается, и появляется короткая и красноречивая надпись: «На сегодня все билеты проданы». Вы испытали это чувство, когда у вас перед носом захлопывают окошечко театральной кассы? Во всяком случае впечатление ничуть не меньшее, чем от завещания какого-нибудь Клондайкского дядюшки, кончины которого вы так терпеливо ждали И который все свое богатство оставляет на благотворительные цели. Но все же — остается только однэ: повернуться и разочарованно уйти, чтобы завтра посмотреть эту диковинную пьесу мистера Харлей.

Толпа печально расходилась… Все новые кэбы и моторы подъезжали к театру.

Во вторник нельзя было пройти и двух шагов, чтобы не натолкнуться на вертлявых сандвичей с плакатами театра Самуэльса. Не было ни одного афишного киоска, который оставался бы свободным ст этих же громадных плакатов. Для нужд публики, желающей попасть на сегодняшний спектакль, на всех площадях были приготовлены автобусы, которые должны были отойти в семь часов вечера. Утренние газеты ядовито отмечали, что видно — консервативная пресса черезчур поспешила с суждением относительно пьесы м-ра Харлей, т. к. «вчера еще задолго до начала представления все билеты были проданы, что свидетельствует о том исключительном интересе, который проявляет публика, умеющая поистине воспринимать прекрасное, — ко всему новому, смелому и красивому». Скептиков стало вдвое меньше, зато желающих посмотреть пьесу, — вчетверо больше. Повсюду находились люди, которые «собственными глазами» видели, что делалось вчера у театра Самуэльса. Бывшие на первом представлении подтверждали, что в пьесе «что-то есть». Многие решали пораньше уйти со службы, чтобы занять место в очереди к кассе. Комиссионные бюро уже с двух часов дня отказывались принимать заказы и на место в очереди и на билеты, т. к. не хватало посыльных. Уже с трех часов около касс театра дежурила такая очередь, что можно было составить целый корпус. Чье-то предложение записывать не имело успеха, потому что даже начало записи отняло несколько часов, к тому же оказалось очень много однофамильцев, и часть публики отказалась записываться, мотивируя это тем, что она стоит в живой очереди с самого утра. Число авто, омнибусов, кэбов, фиакров и т. д. бесконечно росло. Городскому самоуправлению пришлось пустить трамваи из всех парков к театру Самуэльса. Очереди непрерывно росли. Десять касс не успевали выдавать билеты, но уже в шесть часов все окошки закрылись, и на них появилась та же роковая надпись «На сегодня — все билеты проданы». В семь часов на улицах, прилетающих к театру, установилась очередь для имеющих билеты, чтобы обеспечить скорейшее проникновение внутрь театра.

В среду повсюду живо обсуждался успех новой пьесы. Большая часть прессы свидетельствовала, что «новое произведение талантливого м-ра Харлей представляет, несомненно, значительный интерес», все же газеты без исключения подтверждали, что публика настолько охотно смотрит новинку, что большая часть жаждущих попасть лишена этой возможности».

К вечеру число желающих попасть в театр, казалось, достигло 1/3 всех живущих в Нью-Йорке, не считая стариков и детей. Дабы сделать организованнее покупку билетов, жители юрода решили объединиться по группам, с тем, чтобы представитель группы покупал на остальных. Однако, скоро число представителей оказалось столь внушительным, что они одни могли бы наполнить до верху все театры Нью-Йорка. К пяти часам около театра гудел огромный человеческий муравейник, но-видимо — находились люди, которым решительно нечего было делать, т. к. театр был окружен сплошным кольцом очередей, установившихся еще с полудня. В 4 ч. 27 м. все кассы театра закрылись и сначала традиционный плакат, а затем вечерние газеты оповестили все 3/3 нью-иоркцев, что «на сегодня все билеты проданы»— речь шла, конечно, о театре Дж. Самуэльса.

Начиная с четверга только и было разговоров с новой пьесе м-р Харлей. «Несомненно, эго истинный вклад в нашу художественную литературу; пьеса м-ра Харлей представляется величайшим событием на нашем литературном горизонте», писали газеты. Консерваторы, ставшие объектом самых едких насмешек, что-то смущенно твердили об изменчивости вкусов толпы, признавая впрочем исключительную популярность пьесы м-ра Харлей. Во всех конторах, на бирже, в кафе, в приемных дантистов, — в ателье фотографов с неослабным интересом обсуждался вопрос, как попасть к Дж. Самуэльсу. Некоторые наивные люди решили обратиться к самому м-ру Харлей, но когда после долгих поисков был найден его дом, оказалось, что вокруг дежурит тройное кольцо полицейских, которые не подпускали к дому ближе, чем на 9 метров. Пробовали обратиться к Самуэльсу, но около его дома красовался внушительный пожарный в блестящей, каске и с бранспойтом в руке. После того, как несколько смельчаков были окачены холодной водой, охота добывать билет через м-ра Самуэльса пропала окончательно. В виду того, что с двух часов дня биржа совершенно опустела, предприимчивые маклера перенесли свои сделки на улицы, близ театра. Самые крупные кинематографические фирмы не успевали снимать картин движения толпы к театру Самуэльса. С часу дня около театра делалось нечто невообразимое, казалось все существовавшие в Нью-Йорке средства передвижения были заняты приезжавшей публикой. Городское управление отдало приказ, чтобы 1/20 всех Извозчиков и таксомоторов оставалась в городе для обслуживания врачей, консульского корпуса, пекарен и т. д., — все остальные, как намагниченные, тянулись к театру Самуэльса. На экстренном совещании, которое устроили желающие попасть в партер, было постановлено устроить предварительную лотерею на место в очереди; однако, желающие попасть на 1-й ярус с этим не согласились; к ним присоединились представители второго яруса и галерки, и между ними и «партерщиками» произошел оживленный спор, кончившийся весьма основательным боксом между представителями совещаний.

Устроенный предприимчивыми людьми сбор в пользу дома престарелых артисток, в правление которого якобы входила мисс Ирвинг, дал такой сбор, что можно было-бы содержать не только престарелых артисток, но и вообще всех старух земного шара в течение по крайней мере 50 лет, даже принимая во внимание дороговизну, возрастающую по геометрической прогрессии.