— Гм!
Инспектор, повидимому, сомневался в словах м-ра Тодморден. Было ясно, что тут задета его профессиональная гордость: мог-ли кто-нибудь, кроме него, составлять теории, ведущие к раскрытию преступления.
— Что-ж, может быть и так, — продолжал он. — Но я полагаю, что можно подыскать и более подходящее объяснение того, каким путем вошел убийца. По-моему, совершенно невероятно, чтобы маляр был так неосторожен и оставил лестницу на целую ночь, сэр.
— А я вполне уверен, что негодяй взобрался именно по этой лестнице.
Это резкое и положительное утверждение вырвалось у м-ра Тодморден совершенно помимо его воли. Он даже сам удивился, как мог он так определенно утверждать? Откуда эта странная уверенность? Ему стало неловко. Он деланно улыбнулся.
— Ну, хорошо, я сейчас должен ехать в город, меня там ждут неотложные дела. Но я еще зайду сюда на обратном пути со станции. Если же вы в мое отсутствие найдете что-нибудь интересное и наводящее на разгадку, будьте любезны сообщить мне. Вот моя карточка.
Он сдержал свое слово и на обратном пути, вечером, зашел в полицейскую контору. Его встретил главный инспектор.
— Очень таинственное преступление, м-р Тодморден! Очень странное дело!
— И кроме того — ужасное, — заметил старый джентльмен. — Мисс Хартлей была довольно странная женщина, с некоторыми причудами, я-бы сказал. Я чувствую себя до известной степени ответственным за происшедшее. Вчера вечером мне в голову приходила мысль о возможности такого преступления и я дол-жен-бы был предупредить его, или хотя-бы попытаться эго сделать. Я себе никогда не прощу этого упущения.
— Вы утром упомянули о лестнице. Мы наводили справки. Действительно, она стояла у окна всю прошлую ночь и была переставлена рабочим в шесть часов утра. Вы, повидимому, правы: убийца проник в дом по этой лестнице. Он, уходя, оставил окно открытым.
— Я был уварен в этом, — сказал м-р Тодморден. — Но вы не нашли никаких указаний на личность преступника?
— Кое-что есть. Правда, очень мало. Постовой полисмен рассказывает, что около двух часов утра он видел человека, бежавшего по дороге по направлению от виллы мисс Хартлей. Человек был одет очень легко, полисмену показалось, что на нем был легкий фланелевый костюм. Неправда-ли, странный костюм для грабителя? Вы согласны со мною? Полисмен еще говорит, что, несмотря на то, что человек бежал быстро, он не слышал его топота. Повидимому, на нем была мягкая обувь. К несчастью, полисмен растерялся и человек, повернув за угол, исчез.
— Вот так штука! — сказал м-р Тодморден.
Он слушал рассказ инспектора очень рассеянно. Его мысли были заняты другим: в описании бегущего ночью человека ему почудилось что-то страшно знакомое. Казалось, что он заранее угадывал это.
Это походило на галлюцинацию, но ему казалось, что он видит самого себя, бегущего ночью по широкой сельской дороге, бегущего быстро и бесшумно. Он отогнал назойливые видения.
— Странно, очень странно!
Инспектор смотрел на него исподлобья.
— Я не думаю, — чтобы вы могли рассказать нам что-нибудь, что по-могло-бы нам, м-р Тодморден, — сказал он медленно. — Не знаете-ли вы кого-нибудь, кто питал-бы вражду к старой лэди?
— Конечно, нет. Она была прекрасная, добрая женщина.
— Ну, а как вы думаете, кто мог-бы выиграть в случае ее смерти? У нее были родственники?
— Только один племянник; он является ее единственным наследником. Он живет в Америке. Я уже телеграфировал ему и получил ответ.
— Ах, так он за границей?
— Конечно, конечно.
— Мне очень странно, м-р Тодморден, что пропала именно брошь. Почему убийца взял только брошь? Он, повидимому, искал ее и не тронул больше ничего. Не знаете-ли вы кого-нибудь, кто интересовался бы этой брошкой?
— Не знаю. Мисс Хартлей всегда носила ее. Я часто ей говорил, что не советую носить такую ценную вещь постоянно, даже на улице. Кто-нибудь мог заметить, что брошь представляет большую ценность и…
— Да, да конечно. Странная история, м-р Тодморден, очень странная. Признаюсь вам, я не вижу ни луча СЕета в этом темном деле… Ну, а как ее дела? В порядке, надеюсь?
— Совершенно. Я слежу за ее делами. Все в полном порядке. Имя нашей конторы «Тодморден и Бэйнс» является известной гарантией в том, что интересы наших клиентов хорошо охраняются. Но, если хотите, я могу доказать это. Завтра я проверю книги и счета.
— О, это совершенно не нужно, дорогой сэр, я вам верю и так. Я прекрасно сознаю, что поступил неловко, предложив вам подобный вопрос.
— Не надо извиняться. Я не менее вас заинтересован в поимке убийцы. Я интересуюсь этим делом не только как адвокат мисс Хартлей, но и как ее старый друг. Я не успокоюсь до тех пор, пока убийца не будет передан в руки правосудия.
Я думаю, что нужно назначить награду. Я лично готов предложить сто фунтов в качестве награды. Будьте добры объявить об этом.
Когда м-р Тодморден вернулся домой, он выглядел постаревшим на несколько лет. Он был страшно удручен потерей доброго старого друга и горел местью к неизвестному преступнику. Ах, если-бы только он мог добраться до преступника!
— Если его не поймают в течение недели, я удвою награду, — подумал он.
Это его несколько успокоило.
Рассеянно ел он свой ужин, все время неотступно думая о преступлении, и потом, усевшись в мягкое вольтеровское кресло, продолжал размышлять, кто мог совершить это дикое, непонятное преступление, ради обладания какой-то брошкой?
Он думал напряженно, до изнеможения, и ничего не выяснил.
Совершенно обессилев в борьбе с логическими нелепостями, он вздохнул и начал раздеваться, чтобы лечь спать.
Ах, если-бы он встретил убийцу! Он задушил бы его собственными руками, этого злодея!
Надев ночную пиджаму, он почувствовал, что в ее кармане лежит какой-то небольшой твердый предмет. Машинально он опустил руку в карман, вынул его и замер, как пораженный громом, с глазами, готовыми от ужаса выскочить из орбит.
В его руке лежала бриллиантовая брошь мисс Хартлей!..
С ужасом и недоумением смотрел он на брошь. Что случилось? Уж не помешался-ли он? Может быть, его мозг не выдержал ужаса событий дня? Не мираж-ли это?..
Но нет, он чувствовал, что это не галлюцинация. Да, брошь, та самая брошь, которая пропала из комнаты убитой, лежала на его дрожащей ладони.
Не является-ли он жертвой чьей-нибудь злой проделки? Невозможно! Что за шутки, политые кровью!
Может быть, это галлюцинация? Нет, он ощущал металл оправы и ряд бриллиантов искрился и переливался всеми цветами в лучах электрической лампы.
— Боже мой! — пробормотал м-р Тодморден, падая в кресло. Мысли лавиной неслись в его воспаленном, горящем от нечеловеческого напряжения мозгу.
Как попала брошь в карман его пижамы?
Кто-то положил ее туда.
Кто-то! Но кто? Кто сумел пробраться к нему в спальню и положить в карман его пиджамы проклятую брошку? Слуги?
Он мысленно оценил честность каждого из своих слуг. Не может быть. Кто же, в таком случае?
Нет, нет, он сходит с ума… этого не может быть! Ведь не сам-же он! Это абсурд, бессмысленный дикий абсурд! Ведь он лег спать и спал крепко, без снов… Или это и был сон: воспоминание о человеке, быстро и бесшумно несущемся по пустынной улице? Глупости! Немыслимо! Он… Ведь не мог-же он сам пойти ночью и убить своего старого друга? Какой вздор!
Он взглянул на портрет мисс Хартлей и ему показалось, что в уголках ее рта залегли какие-то скорбные иронические складки.
Но кто-же тогда? Кто?
Необъяснимо. Но…
Нет, нет! Этого не может быть! Это не он, не он! Он не мог этого сделать! Он спал!
Но может быть…
Блеснула маленькая острая, как жало, мысль. Он вскочил, подбежал к столу и, выдвинув ящик, вынул револьвер… Дрожащими пальцами он повертывал барабан. Все-ли заряды целы?
Что… что это? Один патрон был использован.
Значит… о, Небо!., что-же это?.. У него кружилась голова.
Как? Зачем? Почему? За что?
Как ударами молота эти страшные вопросы бились в его горящий мозг.
Обхватив пылающую голову руками, он упал в кресло.
Безумие? Ведь безумие приходит внезапно… Да, он сошел с ума! Он сошел с ума!
Уже несколько часов он быстро шагал по комнате, вперед, назад, вперед, назад… Демоны ночи впились в его бедную голову своими острыми когтями и рвали на части его жалкий мозг…
Он убил своего лучшего друга! Ах, лучше-бы он умер сам. — Лучше смерть, чем сознание своего преступления и… безумия!
Но как, как он это сделал? Как мог он убить и не сохранить ни малейшего воспоминания об этих ужасных минутах?
Это немыслимо!..
Он посмотрел на брошь и подумал:
— Но это так.
Чудовищная, безумная, дикая правда.
Он не помнил, как добрел до постели. Все в нем кипело… Невероятная борьба реальности и логики продолжалась с неудержимым бешенством.
Мозг кричал — нет!
Факты холодно говорили — да!
Тайна! Страшная, безумная тайна!
И, обессиленный, близкий к потере сознания, он бросился в постель и заснул тяжелым сном, полным кошмаров…
Внезапно он проснулся. Полная темнота. Почему вдруг стало темно? Он прекрасно помнил, что не потушил света, когда упал на постель.
Он поднялся. Что у него в руке? Книга. Почему — книга? Удивленный он протянул руку к стене, где был выключатель. Сейчас он повернет кнопку и комната зальется светом. Он увидит, что это за книга и как она попала к нему.
Рука его не встретила кнопки. Гладкая стена. В изумлении он сделал несколько шагов, шаря рукой по стенке. Вот и кнопка. Какой сильный свет… Что это?
Он был не в спальне, а в гостиной.
В руках у него был отчет о преступлении деда. Теперь понятно все. Все до ужаса просто.
Он — лунатик.
Он дико вскрикнул и упал в обморок.
Очнулся он, когда солнце уже заливало комнату яркими лучами и электрические лампочки казались желтыми под лиловатыми пятнами.
Он поднялся на ноги и потушил свет. Несколько минут стоял он, стараясь собрать мысли и понемногу, по мелочам, он вспомнил все события вчерашнего дня.
И опять ужас сжал его мозг железным кольцом.
Он преступник! Убийца!
Убийца — какое ужасное слово.
Снизу доносились шаги прислуги. Подозревают-ли они? А если они знают?..
Страшно осунувшийся, дрожащий, старый-старый, согнувшийся под тяжестью ужасов ночи, он, шатаясь, побрел в спальню.
Как спастись, как выйти из ужасного положения, как уйти от полиции и… от самого себя? Он не был больше почтенным, уважаемым м-ром Тодморден; он был убийцей и грабителем. И фурии преследовали его.
Но спастись нужно, нужно… Иначе… что, иначе..!
Надо думать, упорно думать. Раньше всего, брошка. Она выдаст его с головой. Ее нужно бросить в воду, сбросить в глубокую Темзу с Лондонского Моста. Да, да, это выход. С исчезновением броши исчезнет главная улика. Кому придет в голову подозревать его?
Он вздохнул с облегчением. Выход был найден. Да, он может спастись.
Но главное — сдержанность, выдержка. Он утроит награду. Это отведет от него всякие подозрения.
Но может быть, остались еще следы? Надо удостовериться. Ах, да, полисмен видел, что бегущий человек был легко одет. Может быть, в пиджаму?
И опять он вспомнил свой сон, галлюцинацию бегущего человека. Да, да, бегущий был одет в пиджаму — теперь он вспомнил.
Он внимательно осмотрел свою пиджаму. Нет-ли где пятен крови или других следов?..
Да, да. Вот на левой ноге снаружи пятно от масляной краски, которой было свеже окрашено окно спальни мисс Хартлей.
Как быть? отдать в стирку — избави бог! Прачка может заподозрить и тогда… Нет, пиджаму надо уничтожить, уничтожить во что бы то ни стало.
Мелькнуло в мозгу полдюжины фантастических планов. Вздор! все они никуда не годны… Что сделать с этой проклятой пиджамой?
И еще одна мысль метнулась в мозгу: револьвер. В нем среди свежих патронов есть один использованный. Надо его вынуть и вставить новый. Лихорадочно быстро он зарядил револьвер заново.
И вдруг… стук в дверь!
Он быстро сунул револьвер в карман и замер в ужасе.
Стук повторился.
Он пробовал ответить и не мог: спазмы схватили горло.
Стук повторился настойчивее.
— К…кто тут? — хрипло спросил он.
— Извините, сэр, инспектор полиции хочет с вами немедленно увидеться.
М-р Тодморден с трудом старался говорить естественным тоном.
— Хорошо. Скажите ему, что я сейчас оденусь и выйду.
— Простите, сэр, он сказал, что не может ждать, что дело весьма важно.
Заподозрели? Догадались? Нет — невозможно!
— Проводите его в маленькую приемную, — сказал он, сдерживая дрожь в голосе.
Он быстро накинул халат. Нельзя терять ни секунды. А вдруг?.. И повинуясь какому-то властному импульсу, он положил в карман револьвер.
Что еще? нет-ли еще каких-нибудь следов? Он взглянул на себя в зеркало. Вот на курточке пиджамы не хватало одной пуговицы. Где он ее потерял? Неужели-там? Почему именно там?
Однако нельзя заставлять полицию ждать. Он запахнул халат и вышел в приемную.
Главный инспектор ждал его. Он заметил, что на лице полицейского мелькнуло удивленное выражение.
— Я плохо спал, инспектор, — сказал он, заметив этот взгляд и чувствуя, что должен что-то сказать.
Инспектор сделал гримасу соболезнования.
— Могу вас обрадовать, м-р Тодморден. Мы нашли кое-что, маленький след, кое-какие улики, — сказал он, быстро взглянув на старого джентльмена. — Мы нашли пуговицу. Интересно то, что это пуговица от пиджамы.
— Да? — у м-р Тодмордена пересохло в горле.
— Странная одежда для грабителя — пиджама, неправда-ли, сэр? — продолжал инспектор.
Д… да… странно…
Он всеми силами старался не выказать своего волнения.
— Очень, очень странно…
Нужно говорить, все равно что, но говорить.
— Между прочим, инспектор, я думал относительно награды и решил утроить ее. Я… я решил во что бы то ни стало добиться поимки негодяя.
— Очень признателен вам, сэр. Я думаю, что скоро попрошу у вас чек на банк. Мы напали на след, сэр. Нам необходимо только установить, где та пиджама, пуговицу от которой мы нашли, и дело наполовину будет закончено.
— Да, да… конечно, закончено.
Ах, чорт возьми, неужели эта беседа никогда не кончится. М-р Тодморден чувствовал, что едва держится на ногах.
— Если бы мы нашли пуговицы из того же комплекта, что и первая, мы могли-бы начать расследование. Вы знаете, не все пуговицы у пиджам одинаковы. Я сравнивал эту пуговицу с моими, но она не подходит. Знаете, сэр, даже пуговицы у пиджам бывают разных сортов. Это мелочь, конечно, но на мелочи строится многое. Может быть, вы позволите мне, сэр, сравнить ее с вашими пуговицами? Разрешите мне…
