– Да, люди и даже отец не смогут видеть тебя. Я тоже прошла через это.
– И что же теперь? – Айя чертила носком башмака на песке узоры.
– Как хочешь: если будешь учиться, то сможешь стать феей. Захочешь остаться со мной – и мы, как солнечные лучи, все увидим и поспеем.
– Значит, все феи?..
– Да-да, – кивнула солнечная подружка. – И феи, и цветы, и свет – все, что есть радостного в мире, было когда-то детьми на земле.
А теперь выбери себе занятие и имя. И помни: феи почти бессмертны, тебе придется быть феей долгие годы.
– Как хорошо! – воскликнула Айя.
Солнечная девочка погрустнела:
– Жаль, теперь мы редко будем видеться.
– Но я полюбила тебя! – возразила Айя. – Я вовсе не хочу с тобой расставаться.
Оказалось, что у фей, как и у людей, существует свой порядок. У каждой волшебницы есть дворец и мир, о котором фея заботится. То-то был бы разлад, если бы все, к примеру, стали феями цветов? У самого неказистого репейника толпились бы десятки и даже сотни хозяек.
Айе предстояло стать морской феей и поселиться в Голубом замке.
Айя подняла голову, сквозь толщу воды пытаясь отгадать, чем сейчас занята ее солнечная подружка. О своем выборе Айя никогда не жалела: подводный мир и морской народец пришлись фее по душе.
Но рассмотреть не удалось ничего, кроме темной громады океана. Еще где-то точками скользили светящиеся рыбы, а дальше, как ни напрягала глаза Айя, было царство ночи.
– А имя? Скажи свое имя? – спохватилась подруга при расставании.
– Феи всегда так похожи – я боюсь тебя не узнать или с кем-то спутать.
– Ммм... – задумалась фея. И решила оставить свое имя. – Ммм... Айя! – выпалила она, пока не успела передумать.
В голове кружились десятки имен, и при земной жизни она не раз думала о том, как было бы славно, если бы ее звали пышно: Анна-Мария-Ровена или хотя бы Гортензия.
– Что с тобой? – Айя едва успела подхватить пошатнувшуюся подружку. – Что ты?!
– Нет-нет! – жалобно попросила та. – Только не Майя! Всякий знает, что Майя – мираж, пена, морская быль, растаявшая туманом. Фея, назвавшаяся Майей, непременно погибнет. Обернется звездой – и погаснет!
Айя шагнула в беседку, улыбнувшись испугу подруги. Передразнила себя:
– Ммм... Айя! А в самом деле, похоже.
«Глупые страхи! Русалочка Майя – что может грозить принцессе? Пустое» – отмахнулась фея от тревожной мысли и вернулась в центр парка.
Среди танцев и шума морского народца страхи отступили. И Айя успокоилась. Но праздник подходил к концу. Не так азартно играли усталые музыканты. Одна за другой закрывали окна лавки со сладостями. Гости потянулись по домам.
Айя разыскала сестер в шатре предсказательницы. Феи искренне веселились, слушая, как молодая белозубая цыганка, прося позолотить ручку, обещала сестрам женихов и богатство, словно феи в этом нуждались.
Повинуясь внезапному порыву, Айя протянула цыганке повернутую ладонью вверх кисть:
– А мне что предскажешь?
Девушка с прибаутками взяла кисть в обе руки, но внезапно помрачнела и откинула руку Айи:
– Я не буду тебе гадать!
– Почему? – Айя спрятала руку за спину, еще чувствуя прикосновение цыганки. Потребовала: – говори, что ты увидела! Что может случиться?
Цыганка завернулась в цветастый платок, подобрав локоны. Лицо ее было так бледно, что Айя почувствовала дрожь.
– Говори же! – бросила она нетерпеливо.
Медленно, точно читая, цыганка проговорила:
– Все, что случится, уже случилось. Вина твоя – чужая судьба! А об остальном дознаешься после! – и заторопила: – Идите-идите, пора!
Феи, раздосадованные странностями предсказательницы, всю дорогу до Голубого замка гадали, что пророчила цыганка.
– Разозлилась, что не заплатили, – предположила Лона.
– Да все эти ведуны – шарлатаны, – согласно кивнула Флоринда.
– Хи-хи, разобрались!
– Послушай, ты... гусеница!
– Ну, я гусеница, – мохнатый червяк крутанулся на ниточке. – Ну, знала я, цветок завянет. А наставник Крабс сам нуждается в учителе. В жизни не видела существа несноснее, до того у него вздорный и сварливый характер. По секрету скажу: Крабс смотрится только в увеличительное стекло, так он кажется себе значительнее.
Гусеница выпятила брюшко, отчего спинка тут же прогнулась. Схватить интриганку! Но гусеница, нечто учуяв, быстро поднялась повыше и с безопасного расстояния показывала язык.
–А я не скажу! Не скажу, куда подевали младенца, – и докончила почти благожелательно, – и у человека, и у русалки, и даже у самого мелкого червяка одна судьба. Вам даже не угадать, сколько путаных тропинок ведут к главной дороге. Некоторые тропинки так юлят и петляют, что узлы приходится разрезать. А иные идут-идут, разлягутся лениво да зарастут одуванчиками и лопухами.
Впрочем, хватит вам дуться: слышу – зовут!
Гусеница свернулась колечком и подевалась неизвестно куда. Но я был готов, и как только раковина увеличилась так, чтобы можно было протиснуться, шагнул по знакомой дорожке.
Итак, ты угадал. Глава 2с – верный вариант. Подаренное феей имя – начало сказки. Выбирать пока не из чего, переходи к...
Итак, дружок, Русалочка подросла. Прошло почти пятнадцать лет.
– Русалочка! Русалочка! – Крабс, отдуваясь, вскарабкался на валун. Лапки соскальзывали и разъезжались.
Русалочка выглянула из-за скалы и, поднырнув, сдернула Крабса.
– Чур, осалила! – крикнула принцесса, удирая стремительным брассом.
Игру Майя придумал сама, а плавать училась у дельфинов. У краба не было ни малейших шансов выиграть. Но Русалочке нравилось, когда Крабс, вконец обозлясь, обиженно зарывался в ил, взметывая целые груды песка. Крабс неловко сполз с валуна, с которого намеревался отыскать Русалочку. Еще в детстве он заучил поговорку: «Даже карлик на плечах великана кажется себе гигантом».
Русалочка обернулась. Крабс обиделся – из ила виднелся лишь небольшой треугольник камзола.
Старая нянька Секлеста не раз грозила:
– Не радуйся чужим слезам, Майя, как бы самой не пришлось плакать!
Дразнить Крабса было одной из любимейших забав принцессы. Но сегодня отчего-то вид удрученного краба не веселил. Русалочка еще не догадывалась, что детские игры, словно предрассветные сны, уходят от нее. Детство принцессы, овеянное любовью родителей и сестер, еще предлагало свои нехитрые развлечения, но все чаще и чаще Русалочке мечталось о времени смутном, неопределенном, притягательном, когда она будет танцевать не на утреннике для мальчиков, а на первом взрослом балу.
– Опять размечталась, – Крабс напрасно ждал, что Майя приплывет, начнет его уговаривать.
Хоть было и досадно, пришлось вылезать без всяких уговоров. Отсопевшись и отплевавшись от ила, Крабс подполз к Майе. Легко ущипнул:
– Чур, осалил!
Но принцесса задумчиво перебирала бусины жемчужного ожерелья. Игра впервые показалась глупой и с тех пор, как Русалочка начала помнить себя. И наставник Крабс в дурацком камзоле, и вечная тишина подводного мира, и приставания несносной Секлесты показались Русалочке недостойными морской принцессы. Майя не знала, откуда берутся недобрые мысли, от которых сквозь ресницы проступают злые слезы. Ее настроение походило на погоду в апреле: буйная резвость сменялась хандрой, а от веселья было полшага до слез.
То, что ее окружало, было хорошо, но хотелось иного. Чего? Кто может знать, о чем грезит девочка на пороге взросления?
Тайные желания и мысли, навещавшие Русалочку вечерами, днем оборачивались агрессивностью и открытой злобой.
Крабс вздохнул и бочком-бочком отполз прочь. День, начавшийся так удачно, грозил кончиться одним из тех непредсказуемых взрывов, когда Секлеста лишь хмуро подбирала губы, а Нептун хмыкал:
– Хороша лошадка! Горячих кровей!
Дочери он не перечил, будь то охота в весеннюю пору, когда самый никчемный егерь не позарится на облезлую лисицу, или возведение лесов для какой-нибудь постройки – очередная недолгая блажь, пришедшая Русалочке в голову. Нептун лишь усмехался, остальные укорять дочь морского владыки опасались. Секлеста пыталась утихомирить буйства Майи, но слова няньки так же действовали на принцессу, как роса на лесной пожар.
Отца Майя старалась щадить. Секлесту терпела. Приятель по детским проказам Крабс из панциря лез, чтобы развеселить Русалочку. Но и он порой получал щелчок:
– Отстань! До тебя ли?!
Крабс изощрялся в выдумках, тоскуя по тем временам, когда Русалочка поверяла ему все мысли. Крабс, взгромоздив на голову подобие короны и смастерив бороду из мочала, представлял в лицах Нептуна и Секлесту, ковыляя вокруг принцессы и противным голосом передразнивая великих.
Крабс потихоньку стащил коралловые серьги старшей сестры Русалочки, на которые Майя как-то кинула хищный взгляд. Он отыскал принцессу в самом глубоком омуте, куда Русалочка иногда забивалась на целый час. Выхода не было: краб решился поведать Майе об Алом гроте, сладком кошмаре подводного царства.
