Глава II. Приговор Европе.

В августе 1939 г. признаки надвигавшейся войны в Европе становились все более очевидными. Германия, объявившая договор с Польшей о ненападении от 1934 г. недействительным[20], полным ходом проводила мобилизацию. По данным французского посольства в Берлине, в середине месяца она уже имела под ружьем около 2 млн. человек{63}.

Военная машина нацистов, набрав обороты, пришла в движение. Ставка Верховного командования сухопутных сил переводится в Цоссен, к югу от Берлина. Одновременно прерывается связь иностранных миссий, прекращаются полеты гражданской авиации, германским гражданам, проживающим в Польше, указывается на немедленное возвращение на родину.

Война, разразившаяся в Европе между четырьмя и пятью часами утра 1 сентября, должна была начаться 26 августа. Но Гитлер отменил приказ о вторжении{64}. Приказ этот, однако, не успел дойти до некоторых подразделений. В частности, до диверсионных групп, которым, по мнению западной историографии, предписывалось за несколько часов до вторжения вермахта в Польшу начать подрывные действия и захват некоторых важных в стратегическом отношении пунктов. Ожесточенные бои произошли на границе с Восточной Пруссией, а также в районе Яблунковского[21] перевала, где польские пограничники отрезали нацистам путь к отступлению и те, неся большие потери, смогли вернуться на свои позиции только в середине дня 26 августа. Имели место столкновения и перестрелка также на других участках границы{65}.

Почему же фюрер отменил вторжение? Вкратце суть дела такова. В то время в Берлине стало известно о подписании англо-польского договора. Нацистское руководство «находилось в нерешительности в отношении дальнейшего образа действий»{66}. Если 22 августа Гитлер в своем выступлении на совещании заявил, что «в действительности Англия поддерживать Польшу не собирается», то события последних дней изменили его мнение. В эти дни центральной фигурой в закулисных англо-германских переговорах стал шведский промышленник Биргер Далерус. Гитлер, представивший своему доверенному лицу специальный самолет, возлагал на него большие надежды. Как записал в дневнике начальник генштаба сухопутных сил Германии Ф. Гальдер, «фюрер не обидится на Англию, если она будет вести мнимую войну».

Прибыв в Лондон 27 августа, Далерус получает приглашение в резиденцию премьера на Даунинг-стрит, 10, где его уже ожидали Чемберлен, Галифакс, Г. Вильсон и Кадогон. Протокол заседания Британского кабинета от 27 августа, на котором обсуждались полученные из Берлина предложения, дает возможность значительно полнее оценить подлинную роль союзника Польши. Британский премьер к предложениям Гитлера подошел со всей серьезностью и увидел в нем то, что и хотел увидеть. «Основная мысль заключается в том, — отмечал он, комментируя на заседании послание германского канцлера, — что, если Англия предоставит свободу господину Гитлеру в его сфере (Восточной Европе), он оставит в покое нас»{67}. А ведь еще совсем недавно, 31 марта, тот же Чемберлен, выступая в парламенте, рассуждал иначе:

«…в случае любой акции, которая будет явно угрожать независимости Польши и которой Польское правительство соответственно сочтет необходимым оказать сопротивление своими национальными силами, правительство Его Величества считает себя обязанным немедленно оказать польскому правительству всю поддержку, которая в его силах. Оно дало польскому правительству заверение в этом. Я могу добавить, что французское правительство уполномочило меня разъяснить, что оно занимает по этому вопросу ту же позицию, что и правительство Его Величества»{68}.

Франция, равно как и Англия, в те дни, когда войну можно было предотвратить или, в крайнем случае, оттянуть, показала, как мало стоит ее подпись, которую она поставила весной 1939 г., гарантируя Польше военную помощь в случае агрессии. Вот вывод французского автора Р. Букара, изучившего эту проблему. Он приводит его в своем исследовании:

«В результате предательства Гитлер получил убедительные свидетельствования того, что Франция в случае германского нападения на Польшу не предпримет общего нападения на Германию»{69}.

Дневник начальника генерального штаба сухопутных войск генерала Гальдера позволяет установить, как Берлин планировал дальнейшие события. Запись от 29 августа гласит: «1.9 — применение силы»{70}.


Прерванный урок.

Объявления войны не было. Гитлер без зазрения совести утверждал, что первыми открыли огонь поляки, а он, Гитлер, лишь ответил на него. Чтобы этому поверили, по его приказу инсценировали пресловутое нападение на радиостанцию пограничного немецкого города Глеивиц. 1 сентября, когда школьники пошли на первый урок нового учебного года, разразилась катастрофа: нацистская армия, насчитывающая 3,7 млн. человек, 3195 танков, более 26 тыс. орудий и минометов, 4093 боевых самолета, всей мощностью наземных и воздушных сил обрушилась на Польшу{71}. Всеми действиями нацистских войск руководил Гитлер, вначале из салона-вагона бронированного поезда, прибывшего на станцию Гоголин, потом из постоянной штаб-квартиры, которую он разместил в роскошном отеле на польском морском курорте Сопоте. Уже упоминавшийся нами выше З. Шибеко сообщает: для наведения германских самолетов советское правительство разрешило использовать радиостанцию в Минске{72}.

План нападения на 2-ю Речь Посполитую учитывал ее крайне неблагоприятное стратегическое местоположение: расположенная на равнине, она была со всех сторон открыта для вторжения. Стратегический замысел сводился к тому, что на крайних флангах действовали две мощные группировки армий: группа «Юг» (14-я, 10-я, 8-я армии в составе 36 дивизий, командующий генерал-полковник фон Рундштендт) и группа «Север» (4-я и 3-я армии в составе 21 дивизии и 2 бригад, командующий генерал-полковник фон Бок). Их задачей было одновременное нанесение глубокого охватывающего удара общим направлением западнее Варшавы. После замыкания «клещей» вся польская армия по замыслу должна была, оставшись в котле, быть уничтожена.