А теперь дадим слово еще одному свидетелю — Федору Козелу. Вот что он добавляет в своем рассказе:
«Раскаты боя и дым пожаров доходили до деревни Зосины, почти в одиннадцати километрах от Кобрина в северном направлении. Погибших были сотни. Многие лежали на дне окопов. Среди убитых попадались и в гражданской одежде, даже при галстуках, возле них лежали карабины.
В городском парке, где была усадьба Зелинского, я увидел сгоревшие останки, пепел. Недалеко, под липой, похоронили убитого немцами хозяина усадьбы. Он, когда они входили в его дом, схватил охотничье ружье и первым выстрелом убил офицера. Раздался следующий выстрел — ответ ворвавшегося в дом врага»{109}.
«17 сентября, — дополняет картину того дня А. М. Мартынов, — несколько раз то одна сторона, то другая бросались в атаку, но ни одна не смогла достигнуть перевеса. Только вечером с помощью подоспевших подкреплений немцам удалось утопить в крови смелое, бесстрашное сопротивление»{110}. В Кобрин части вермахта так и не вошли, оставив его Красной Армии. Отечественные и польские источники, указывая цифру погибших, сходятся на 800-1000 павших. Все они, за редким исключением, являлись белорусами{111}.
Естественно, мы не могли обойти вниманием такой вопрос, как отношение войск союзников — немецких и советских солдат и офицеров — к местному населению и польским военнослужащим, тем же западным белорусам, оказавшимся в плену. Как следует из воспоминаний С. Ф. Матвейчука, жителя д. Буховичи, что под Кобрином, тогда, 17 сентября 1939 г., «солдаты вермахта разрешали местным пацанам осматривать танки и показывали портреты Гитлера. Отношения с солдатами были доброжелательными: яйца, молоко меняли на шоколад. Но через какой-то день события в корне поменялись. Немцы стали отступать назад, до Бреста. А по шоссе на Брест стали двигаться части Красной Армии».
Что же происходило потом, когда одну военную армаду сменила другая — советская. Сообщает всё тот же С. Ф. Матвейчук:
«Польские военнослужащие не успели даже понять, что происходит: с востока — красноармейцы, с запада, в Кобрине, — немцы. Штабисты (а их было человек шесть[22]), заметив на шоссе красноармейцев, сами вышли из фольварка им навстречу. Но их остановили местные активисты из деревни Буховичи, как потом станет известно — буховичские бандиты. И, как ни удивительно, поляки разоружились. Остановив на шоссе несколько танков с красноармейцами, бандиты потребовали расстрелять поляков. Красноармейцы не спешили. И тут кто-то из активистов-бандитов выстрелил и ранил одного солдата. Вот тогда, мстя, танкисты и стали стрелять в безоружных поляков, которые на русском языке просили не делать этого. Стреляли, несмотря ни на что. Из танка, на ходу. Кругом стоял стон, некоторые польские военные были ранены. А вот из бандитов никто потерь не понес. А далее было еще бесчеловечнее. Красноармейцы уехали. А местные бандиты стали прикладами и вилами добивать раненых, предварительно сорвав с них форму и обувь. Так, голыми и растерзанными, польские офицеры и остались лежать в придорожной канаве. И только под вечер пришли другие сельчане, быстро выкопали яму и спихнули туда мертвые тела. Слышно было, как некоторые раненые стонали. А мундиры польских солдат и офицеров (капитана Карпиньского и генерала Сологуба-Девойна) носили местные отморозки»{112}.
Особо стоит остановиться на потерях польской армии. В 1947 г. в Варшаве был опубликован «Отчет о потерях и военном ущербе, причиненном Польше в 1939–1945 гг.». Потери своих войск в Сентябрьской кампании 1939 г. поляки оценивают в 66,3 тысячи человек[23] {113}. Гитлеровская армия, по мнению историков, потеряла 16 тысяч, а если сюда приплюсовать раненых и пропавших без вести, то Сентябрьская кампания стоила Германии 44 тысяч человек{114}.
И, наконец, о том, как Варшава оценила ратный подвиг уроженцев Западной Беларуси. Уже после Второй мировой войны генерал В. Андерс, оценивая вклад полешуков в борьбу с нацизмом, скажет:
«Они очень хорошие солдаты, я помню, как по-геройски они сражались против немцев в сентябре 1939-го»{115}.
Удивительно, но в Беларуси, кроме медали «За участие в войне оборонной», которой только в городе Барановичи и Барановичском районе награждено 54 человека, ничто сегодня не напоминает о начальном периоде Второй мировой{116}. Историкам предстоит установить точное число белорусов, вступивших в смертельную схватку с фашизмом осенью 1939 г. И вопрос этот должен решиться незамедлительно. Ведь речь идет об увековечении памяти как поляков, так и белорусов, навсегда оставшихся лежать в белорусской земле.
А пока нужно честно признать, в стране делят ветеранов Второй мировой на две категории — наших и не наших. Яркий пример — запрет на установление памятного знака в память о погибших солдатах польской армии на территории мемориального комплекса «Брестская крепость-герой»{117}.
Прежде чем вновь обратиться к драме сентября 39-го, хотелось бы найти ответы на некоторые вопросы: 1) Почему СССР не вступил во Вторую мировую войну 1 сентября 1939 г.? 2) Что побудило Кремль сделать это лишь 17.09.1939 г. — Берлин или политические процессы на кресах, пик активности которых пришелся на сентябрь месяц?
Что касается первого вопроса, то ответ на него имеется. В научной работе, опубликованной в аналитической газете «Секретные исследования» в 2004 году, историк Эмиль Голин сообщает, что нападение на Польшу одновременно с Германией грозило объявлением войны Советскому Союзу Англией и Францией, чего Сталин, естественно, стремился избежать. Кроме того, в этом случае СССР слишком явно выглядел бы агрессором, как в глазах всего мира, так и в глазах собственного народа{1}.
